И не понимая почему, Женя рассказала этому малознакомому мужчине всю свою историю, с момента знакомства с Никитой и до найденных писем. Гурский внимательно и с неподдельным интересом слушал ее, стараясь не пропустить ни одного слова. И чем дольше она говорила, тем тяжелее становилось у него на душе. Он осознавал, что был обманут сыном, что Женя и Никита искренне любят друг друга, ему как никому другому доподлинно известно, что за парнем нет никакого предательства… А ее глаза светились такой любовью, что он не мог ошибиться, это чувство ему знакомо. Гурский верил сыну и желал ему счастья… Но жизнь распорядилась по-своему… Он так мечтал найти дочь! А сейчас ему стыдно об этом подумать, он своими руками чуть не разрушил ее счастье!

«Господи, спасибо тебе, – молился про себя Гурский, – что дал шанс исправить. Я все для этого сделаю». А пока не будет говорить девушке, что он и есть ее настоящий отец. Для этого надо время. Нельзя допустить, чтобы между Женей и Валентином Арсеньевичем произошла очередная ссора, она не готова к такой новости и не простит отцу еще одну ложь. А если когда-нибудь и узнает об этом, то точно не от него. Теперь, когда многое прояснилось, у Гурского созрел план, как действовать дальше, чтобы все стало на свои места.

Женя закончила свою исповедь и смотрела на него до боли родными глазами с отчаянием и разочарованием. И именно в это мгновение как-то по-особенному в нем возродились отцовские чувства. Андрею Юрьевичу хотелось обнять девушку, успокоить и сказать, что все наладится. Но при данных обстоятельствах делать это нельзя, по крайней мере, сейчас, и он заговорил с ней как человек, с которым она познакомилась пару часов тому:

– Женя, вы не возражаете, если я перейду на ты?

– Нет, конечно.

– Знаешь, эти чувства мне очень близки. Я понимаю, как тебе тяжело сейчас. Жизнь – штука нелегкая. Порой она бывает к нам несправедлива, но все в ней происходит не просто так… Люди разные. И если человек мыслит и живет по-другому, мы не имеем права его винить в этом, не нам его судить… Есть поступки, которые совершают от большой любви. И человек, совершивший его, считает, что так будет лучше, а кто-то другой ужаснется и скажет, что любовь так не поступает. Всему есть своя причина. И Валентин Арсеньевич, я более чем уверен, всей душой желал тебе добра. В проиcшедшем не только его вина. Обстоятельства сложились так, что он был уверен, надо спасать дочь от лживого обманщика, который хочет ею воспользоваться и бросить, именно так нам все преподнесли. Я, в свою очередь, поверил сыну на слово, видел, как блестели его глаза… А глаза не обманывают. Он на самом деле тебя очень любит, но злую шутку с ним сыграло безумное желание заполучить тебя, принадлежащую другому. Но не зря говорят: «Насильно мил не будешь». Я еще раз повторюсь, перед тобой и Никитой виноваты мы все в равной мере. Отец – письмами, я – компрометирующими снимками.

Женя недоуменно взглянула на собеседника.

– Да-да. Все именно так. Я всегда старался быть честен. Но впервые в своей жизни пошел на подлость ради счастья единственного сына. А почему? Попробую вкратце объяснить. Случилось, что нас всех объединяет один человек – твоя мама.

И Гурский поведал Жене историю своей любви, своего потерянного счастья. Девушка внимательно слушала, он заметил, как время от времени глаза дочери наполнялись слезами. Единственное, что он не решился сказать, – это то, что она его дочь, Не хотел, чтобы эта новость заставила ее еще больше страдать.

– Женщину, с которой я прожил эти годы, я так и не смог сделать счастливой. Мы расстались с мамой Антона. Она сейчас проходит курс лечения в клинике для душевнобольных. Ей не удалось пережить то, что она не смогла заполучить меня и мою любовь. На этой почве Наталья потеряла рассудок, совершила много непоправимых ошибок. Я не хочу об этом говорить, так как считаю, не мне ее судить. Она и так уже наказана Богом… Как видишь, из-за одной ошибки юности жизнь многих людей пошла под откос. А могло все сложиться иначе, если бы я был тогда настойчивее и решительнее… Я не пытаюсь оправдать то, что сделал, но скажу тебе с чистым сердцем, думал, что во благо… Ты-ы… Если можешь, прости, дочка.

– Дочка? – тут же переспросила Женя.